Как бы я ни старалась, но сдержать облегченный выдох не получается.
– Всегда приятно встречаться с друзьями, – теперь уже говорю с искренней радостью за Дамира. Ведь это правда, друзья важная составляющая жизни. Особенно, когда они с мужьями.
– Ну да, – произносит он перед тем, как начать подниматься по ступеням. – Спокойной ночи, Маша.
– Спокойной ночи, Дамир.
16
Дамир
– Ооо, пошёл-пошёл. Кто это тут у нас? – Иван выдергивает из воды удочку и довольно хохочет. – Карасик. Ах ты ж мой хороший. Жирненький, – снимает рыбу с крючка и бросает в ведро.
Рыбалка сегодня и правда выходит продуктивной. То ли погода подходящая, то ли рыбы теряют бдительность, но мы поймали уже почти целое ведро карасей.
Усмехаюсь, наблюдая за искренней радостью Ивана.
– А ну, Дамир, давай плесни-ка нам коньячка, – нанизывая на крючок новую наживку, просит Белов старший, – хороший ты купил. Не то, что мы с мужиками на заводе привыкли пить.
– А зачем печень травить? Уж если пить, то качественный, – выполняю его просьбу.
Стукнувшись пластиковыми стаканчиками, Иван махом опрокидывает свой, а я, сделав несколько глотков, оставляю. Не хочу убиться в хлам. Выпивая в разгар дня на солнце, можно примерно представить, как мы будем возвращаться домой. Один из нас точно должен быть трезвым.
– Качественный – это хорошо. Только дорого, – цокает Иван, – да и вообще, Дамир, зачем ты вчера столько пакетов с едой приволок? Весь холодильник забит.
– Ну и отлично. Ты сегодня планируешь знакомых позвать, вот и подчистим его.
– Да, позовём Михалыча с семьёй, помнишь его?
Киваю. Конечно помню. Он тоже неплохо общался с отцом, пока тот был жив. Да и когда мы с матерью приезжали, Иван всегда звал его с семьей на праздники тоже. Как не помнить?
Здесь, на окраине, все ближе друг другу. Это не то, что соседи в городе, имён которых ты даже не знаешь и не всегда здороваешься, если пересекаешься в подъезде. Народ там меняется со скоростью света – одни сняли квартиру, другие купили, третьи съехали. А здесь – все друг друга знают с рождения и до самой старости.
– Я поговорить с тобой хотел, Дамир, – закрепив удочку на земле, Иван садится рядом на землю. Тон приобретает серьезный окрас. – Ты давай прекращай нас деньгами спонсировать. Я конечно благодарен, но ты сам не гребешь золото лопатой, на зарплату мента сильно не пошикуешь, а зная тебя – леваки ты не возьмёшь. Поэтому давай завязывай с этим. У тебя мать есть, которой тоже помощь нужна.
– Не переживай, Иван, мать не бедствует. И мне хватает. Поэтому пока могу – буду помогать и вам. Скоро твой Степа в школу пойдет, и крыша у тебя вот-вот и начнёт течь. Есть на что потратить.
– А, – махнув рукой, Иван наполняет свой стакан коньяком, – в доме нужен капитальный ремонт. Я подделываю то там, то сям. Сам знаешь, что такое дом и сколько в него нужно расходов. Но ты мне давай зубы не заговаривай. Я серьёзно. Ты не обязан теперь всю жизнь тащить нас на себе. Когда я мог – я помог…
– А теперь могу я, – перебиваю, закрывая тему. Беру стакан в руку и подношу к его, – Иван, не проси меня о том, чего я не сделаю. Пока у меня есть возможность помогать тебе, я буду это делать. И это не из чувства долга. Это потому что мы семья. Когда не стало отца, ты заменил мне его, хотя тебя никто не просил. Мог бы жить себе дальше и поддерживать морально, но ты тратил последние деньги на меня и мать – людей чужих для тебя. Поэтому не говори мне о том, чтобы я перестал тебя поддерживать. Мы – семья. И так будет всегда.
Губы Ивана складываются в тонкую линию, а глаза наполняются блеском. Он рывком притягивает меня к себе и хлопает по спине.
– Ты достойный сын своего отца, Дамир. Марат бы гордился тобой. Он сам был человеком с большой буквы и в тебя вложил честь и достоинство, – выдохнув, он отстраняется и, махнув стаканом, выпивает содержимое. Я тоже делаю несколько глотков. Да, отец действительно был сильным человеком. И честным служителем органов. За что в свое время поплатился. Заметив, как дергается удочка, ставлю стакан и быстро встаю. Клюёт. Пара секунд, и ещё один карась в ведре. – Отлично. Улов сегодня что надо, – довольно констатирует Иван, а потом меняет тему. – Как тебе вообще дома, Дамир? Сильно город изменился?
– В центре – да. А здесь даже турники те же. Помню, как качался на них перед армией. На них уже больше десятка слоев краски, но похоже, никто даже не думает ставить новые.
– Да кому нужна окраина? Центр да. Все-таки людей в городе не мало. Это ж не деревня. Но в центр вкладывают, а в такие районы как наш – нет. Бесперспективно. Вот и рвут когти все отсюда. Кто в центр, а кто вообще в другие города. Машке тоже на месте не сидится. Все хочет кинуть нас с матерью и укатить.
– Пусть пробует. Вдруг что-то получится, – закрепив удочку, опускаюсь на землю.
– Да что у неё может получиться? Вернётся побитой собакой. А то я не знаю, как соседские дети возвращаются. Тоже несутся туда, а потом с опущенной головой домой приезжают.
– Маша не другие, – говорю быстрее, чем успевает сформироваться мысль.
Сам себя одергиваю. Кто я такой, чтобы защищать её? Бросаю взгляд на Ивана, но тот не замечает в моих словах ничего, что могло бы выдать мое истинное отношение. По сути, меня не должны трогать его слова, но то, что девчонке заранее пророчат печальное будущее, мне не нравится. Еще и сравнивают с кем-то.
Да и в чем-то Иван прав. Она слишком наивна и открыта. Эмоции свои скрывать совсем не умеет. Вчера только сколько разных было за несколько минут нашего общения. И обида, и потом эта радость неприкрытая перед тем, как я спать ушёл. Можно было бы не уточнять про мужа Ксени, конечно. Так бы розовые представления обо мне в пух и прах разлетелись, и, может, перестала бы смотреть на меня так, словно я олицетворение её идеала. Подумала бы, что сплю со всеми подряд и вполне вероятно успокоилась. Но не смог. Как только эту потерянность на лице прочёл в коридоре, держать слова за зубами не получилось. А потом как дурак последний ещё минут двадцать улыбку её счастливую в памяти жевал, как жвачку. Растягивал в воспоминаниях момент, с каким ожиданием Маша на губы мои посмотрела. И как меня в ту секунду прошибло таким же желанием попробовать, какие они у неё.
– Конечно, не другие, – громкой репликой вытаскивает меня из мыслей Иван, – другие могут и прогрызть себе путь вперёд. Но не Машка. Она у меня тихая и домашняя. Рисует вон свои писульки. Нет, чтобы ходить куда-то с друзьями. Вон Арина захомутала себе пацана, и отлично. А моя носом крутит. Кинула Валерку, а он при деньгах был. Мог бы обеспечить всем, о чем её душа бы попросила.
– Иван, ты же не заставишь её встречаться с тем, с кем она не хочет. Не понравился ей этот Валера, найдёт другого.
– Ну пусть найдёт. Она ж не ищет ни черта. Сидит дома, как та принцесса. Возможно, если бы нашла, так и в столицу ехать не надо было бы. Здесь бы осталась, рядом с нами.
И тут меня осеняет догадкой. Вот она истинная причина, почему Иван так яростно не хочет отпускать Машу. Не в столице дело, а в самом факте того, что она может их оставить. В серых отцовских глазах впервые за несколько дней мелькает понятная мне эмоция. Он любит ее. И сделает все, чтобы она ни в чем не нуждалась. Как сделал когда-то для меня.
17
Мы проводим за рыбалкой еще пару часов и возвращаемся домой.
На заднем дворе установлен большой бассейн, внутри которого с довольными визгами плещется Степа, а рядом с ним улыбаясь и щурясь от солнца сидит Маша.
Она игриво плещет водой в сторону брата и тут же смеется, прямо как ребенок. Звонко и искренне, заставляя внутри что-то дребезжать, эхом отзываясь на этот смех. Губы сами разъезжаются в улыбке.
– Приехали, – раздается со стороны сиплым мужским голосом.
Перевожу взгляд на приветливо пожимающего руку Ивана мужчину. Федор Михалыч.